Однажды я сделал стимпанковые часы, они были точны и почти бесшумны. Я делал их долго, и когда село солнце, я выбросил инструменты - часы были готовы. В последний момент я нанес на циферблат деления, затем стёр их и написал на бумаге:
"Часы, выдуманные в безумии (часы, выдуманные во сне).
Насмешка с долей жестокости: существам, полагающим себя здравомыслящими, снятся безумные сны! Им ведомо об отклонениях разума, но себя, себя они считают здоровыми и, просыпаясь, отрекаются от собственной сущности, как если б отрекались от рук или ног. За жизнь они предают себя бессчетное множество раз. Изучив свое тело до пяточек, они не желают изучать собственный разум, они боятся правды, как тигра, и сажают её в крепкую клеть заблуждений. Через заблуждения они смотрят на правду (через клетку они смотрят на тигра)".
Тень Борхеса стояла за мной. Голова болела, и я испытывал странное состояние радости и дикого отчаяния. Отчаяние постепенно вытеснило радость, затем я без сожалений расстался с часами, подарив их первому, кому они понравились. В тот день в первый раз пошел снег.
Зима прошла, и сейчас, весной, я не могу припомнить, как их делал и вообще делал ли эти часы. То, что они были - зафиксировано фотографией, но в доме нет ни одного доказательства их сборки, нет материалов и нет инструментов. Я не могу припомнить, как их делал, как соединял детали, н могу поднять изготовление в своей памяти; всё, что есть у меня сегодня - фотография часов на фоне стены в моем доме (я узнаю рисунок обоев). То, что написано в самом начале, это не доказательство, а лишь разумная причина присутствия часов на фотографии, сделанной моим фотоаппаратом на фоне стены моего дома. Часы были со мной долгое время, я это знаю точно, поскольку проходила не одна ночь, а они всё стояли на тумбе, постепено меняя облик - но я не помню, чтобы прикасался с ним, что-то доделывая и дополняя. Я только нанес на циферблат деления, в тумбочке до сих пор валяется контур.