Доклад
В комнате было душно от множества людей. Сама комната белая, чистая, просторная, с черным столом посередине, но люди так густо набились в нее, что она вмиг сжалась и показалась меньше, чем была. На столе не осталось свободного места от устилавших его бумаг; бумаги и графики висели и на вмонтированной в стену доске, схожей со школьной.
А за широким окном лежал город в апреле, с его выскобленными газонами, подметенными улицами и пятнами льда в тенях домов. Утренний воздух был тонким, как паутина, пах дымом костров; вонь и пыль придут позже, когда солнце нагреет асфальт. Однако никому из присутствующих не пришло в голову встать и открыть окно, впустив свежесть; они глотали теплую духоту, с которой не справлялся кондиционер, молчали и внимательно слушали двух человек.
Двое, мужчина и женщина, стояли у доски. Доклад вел мужчина, доктор Лисовский. Все люди, сидящие за столом и перебирающие бумаги, знали его имя – они познакомились с доктором заочно, разыскав в сети фотографии Лисовского и вглядевшись в моложавое безбородое лицо с тонким, чуть горбатым носом, с карими умными глазами. Фотографии мертво передали запечатленный в них момент; в действительности же Лисовский оказался человеком, в котором не умер мальчишка. Детство жило в нем, отражаясь, словно в зеркале, в карих с золотом глазах, в лукавой мефистофельской улыбке. Лисовский был стремительным, как пламя верхового пожара, он говорил, объяснял, изредка умолкая, и взглядом предлагал женщине что-то пояснить; она подхватывала мысль и толково вела ее дальше, отвечая на вопросы, до нового витка в разговоре. Эти двое работали слаженно, как кони в упряжке, и каждый из них дополнял то, что хотел сказать другой.
читать дальшеЖенщину звали Луиза Бангкок. «Бангкок - мой лучший помощник, правая моя рука. Она вынуждена все время находиться в тени Лисовского, но ничуть не тяготиться этим. Меня можно назвать номером первым, а ее - вторым», - пояснил всем Лисовский в начале встречи. Луиза серьезными ясными глазами смотрела на собеседника и протягивала ладонь; с ней здоровались. Ее имя тоже читали в сети рядом с именем доктора; «Л.Ф. Бангкок, ассистент» – но мало кто обратил внимания на никчемную строчку.
И в действительности Луиза Бангкок не смогла бы заинтересовать собой: роста она была высокого, и сложена хорошо, но при этом в лице ее отсутствовала какая-то особенность, интересность, изюминка, привлекающая взгляды мужчин и женщин. Никто не мог назвать женщину симпатичной. Лучшее определение, которое ей нашли – «серая мышь».
Словно подтверждая негласное прозвище, Луиза облачилась в синий строгий костюм. В этом костюме, с очками на идеальном носу, с затянутыми в удобный хвост волосами, и с полным отсутствием косметики на лице она походила на учительницу младших классов. Но, слушая, как она вела разговор, как, чуть подумав, умно отвечала на вопросы, многие сознавались себе – дело свое Луиза знала.
Между тем доклад выдыхался, в нем появилась усталость, и оставалось совсем чуть-чуть – демонстрация опытного образца. Любопытное ожидание затаилось в воздухе, в лицах людей, в их фигурах. Лисовский занервничал, иногда запинался, потирал руки, предчувствуя близкий финал. Его ассистентка оставалась невозмутимой. Наконец, уловив чутьем, что тянуть больше нельзя, Лисовский вздохнул, поднял руку и в притихшей комнате сказал четко и громко:
- Итак, господа… Что же, время настало, сейчас и будет показано то, ради чего вас сюда позвали; но дайте еще минуту и несколько слов, после которых все встанет на места для вас. Я позволил себе тут небольшой розыгрыш… Думаю, вы поймете и извините меня… Те, кто читал новости сайта, могли заметить имя моего ассистента – Л. Ф. Бангкок.
Он не смотрел на Луизу, но глаза всех присутствующих скрестились на женщине. Она, замерев, выдержала спокойно чужие взгляды, не опустив своего.
- Да, всё верно, - продолжил Лисовский, - За исключением малости: Бангкока зовут Филипом.
Андроид
Повисло молчание, вызванное немой догадкой. Лисовский, полный торжества развязки, в ребячьем восторге от удавшегося розыгрыша не заметил перемены в настроении прочих людей, а бесцветное лицо Луизы застыло. Может, она осознала, что отношение к ней за секунду стало иным.
- Вот он, образец, над которым мы трудились последние месяцы, - Лисовский положил руку на плечо Луизы. – Я скажу вам, зачем понадобился розыгрыш: мне захотелось убедиться самому и показать вам, что работа, занявшая так много времени, выполнена идеально. Потому нельзя было до последнего момента раскрывать карты. Но прежде чем продолжить, позвольте пригласить сюда Бангкока, он много сделал для Луизы, и даже отдал ей свое имя. Луиза, - обратился Лисовский к женщине. Она легонько кивнула и пошла к дверям. Все проводили ее взглядами.
Появился Бангкок – стройный мужчина в белом халате, с уставшим лицом. Едва войдя, он повел носом, как пёс, уловив то, что не чуял Лисовский, и погрустнел душой. Улыбнувшись доктору, он сел в конце стола.
- Луизу можно сделать другой, дать ей другое лицо, - говорил Лисовский в полной тишине. – Это все придет потом, позже, любой тип, любое сложение, какое вы захотите и пожелаете; я выбрал такой облик лишь потому, что боялся – на красавицу Луизу станут пристально смотреть, и тогда ей уже не обмануть никого. Я напрасно боялся.
Лисовский рассмеялся сдержанным ликующим смехом.
- Да, не ожидал я, что все пройдет столь гладко. Я выдумал невзрачную внешность – на некрасивую женщину обращают внимание редко; но также я попросил ее разделить мое выступление, чтобы каждый из вас посмотрел на Луизу. Она справилась блестяще. Два часа вы смотрели на нее. За два часа никто из вас не угадал в ней андроида, робота. Это ли не полная наша победа? Робот, похожий на человека настолько, как похож на него только другой человек, - он схватил ладонь Луизы и поднял вверх. – Пластик, на ощупь не отличимый от моей кожи. Отдельная программа, отвечающая за работу зрачка: ни на секунду зрачок не замирает в полной неподвижности; нет, он дрожит непрерывно, расширяясь и сужаясь даже тогда, когда Луиза пристально смотрит в одну точку. Плавность движений. Интеллект. Конечно, ей далеко до совершенства человека, но первый шаг уже сделан. Когда-нибудь человек сравняет пропасть, и она станет настоящей женщиной.
Он говорил быстро и жадно, пытаясь оправдать перед ними свое дело, свою победу, свою жизнь. Он говорил много, потому что не умел несколькими словами вывернуть себя наизнанку. Его прервали – устали ждать.
- Хорошо, мы все это слышали, - из-за стола поднялся старый человек, поправил галстук и указал на свободное место в начале стола. – Теперь сядьте, господин Лисовский.
Доктор стоял. Тишина тяжелыми ударами отдавалась в его ушах. Он насчитал пять ударов и спокойно ответил старику:
- Помните об одном: это победа.
- Садитесь, - поморщился старик.
Лисовский сел, вместе с Луизой, и устремил взгляд через стол, к Бангкоку. Тот не шевельнулся, лишь опустил веки, подбадривая друга. Луиза пальцами едва ощутимо коснулась его запястья, и Лисовский почувствовал, что внутри стало легко, как утром. Он приготовился.
Условие
- Когда-то на Земле жили туры, дикие быки. Они давно вымерли, и последний тур пал от болезни.
Люди отбирали животных, что напоминали им о могучем быке, и сводили их вместе, сводили долго, годы и годы; они работали так, словно играли, и однажды родился новый тур. Он ступил на землю, и земля прогнулась под его мощью. Он помчался по степи, и изумленный ветер разнес всем весть, а земля покорно приняла удары копыт. В жилах быка текла одна только капля далекого мертвого предка, но он был туром, и походил на него как зеркальное отражение. И разом вспомнились забытые молитвы, и песней вновь полились по земле: «О Аллах, пошли мне тура!»
- Сделать Луизу похожей на мертвую рыбу? – спросил Лисовский.
- Нет, - ответил Бангкок. – На живое серебро проворного создания. Ты видел, как летит косяк рыбы, как монетками вспыхивают бока? Разве блеск этот мертв? Так и мы найдем живой цвет ее коже.
- Неестественный цвет, непривычный цвет, нечеловеческий цвет. Он вызывает отвращение.
- Небольшое условие, выполни его, и можешь дальше работать.
- Одна уступка, возведенная в закон, и непреложное условие; кожа ее – как клеймо. Так в старое время клеймили животных, и при взгляде на них становилось понятно прохожим, что они – чья-то собственность. Я же хотел, чтоб она была схожа со мною во всем. На мне нет клейма.
- Ты наивный ребенок. Создатель, творец и ребенок.
- Может, я зря выдумал розыгрыш? – задумчиво произнес Лисовский, стараясь понять свой промах.
- Поздно теперь говорить об этом. Что стало, то стало. И не в кучке стариков тут дело, не будь даже твоего розыгрыша, откажись ты от него, всё вряд ли бы сложилось иначе. Подумай: на Земле громада людей, а многие из них захотят общаться с сегодняшней Луизой, шагнувшей от робота к человеку? Все эти Стивы, Брауны и Мартины? Они не выдумывали Луизу Бангкок и не трудились над ней, но Стивы и Мартины знают точно, как дважды два, что создали ее. Создали с нуля, с пустоты, с ничего, и нельзя подобное делать равным себе. Покажи им Луизу такой, какой ты захотел ее видеть – они возмутятся, и сеть взорвется от гнева. В громких криках услышишь ты страх. Не страх того, что однажды Луиза взбунтуется, это выдумки, чушь, есть защита. Она станет помощником, незаменимой во многих наших делах. Да, Мартины и Стивы желают видеть ее рядом с собой, но боятся лишь одного: что однажды заговорят с Луизой Бангкок, как с человеком, и не осознают этого. Может, они и станут общаться с ней на равных, но при этом хотят понимать свою уступку. Выполни их условие.
Лисовский, почти не дыша, смотрел на помощника. Сейчас со всей ясностью мысли он понял, что проиграл окончательно, и надежда, едва теплящаяся в его душе, вдруг разом погасла. Минуту назад против него стояло лишь несколько стариков, пришедших к концу своей жизни, а теперь – легион неясных противников. Он облокотился на стол и опустил лоб в скрещенные ладони.
- Я был уверен, что меня поймут.
- А Стивы точно знают, что понимать нужно их. Ты здесь один, а им несть числа, и они правы. Сложись все иначе, как хочешь ты - мир получит боязнь простого общения. Пусть лучше кожа Луизы блеснет серебром.
Утро ушло, и настал день.