Во всем лукавец и паяц
«Разум наш ужасающе шаток; наше спасение – в неосмыслении подобного факта. До тех пор, пока человек не задумается над слабейшими местами своего симбионта, он будет счастлив. Даже такой ничтожный момент, как сказанное слово, и он способен пошатнуть разум; простое возмущение воздуха наносит страшнейший удар, от которого не оправляются. Проведу аллегории – мой разум напоминает мне Шалтая-Болтая. Он хрупок.
У меня лежит мешочек с бобами. Всего несколько горстей красной и белой фасоли без счета и вперемешку; когда мешок встряхиваешь, они складываются в узоры, встречаемые в калейдоскопах и гадальных тарелках. Фасолины ложатся друг к другу в произвольном порядке, обещающем закономерность. Каждый вечер перед сном я зачерпываю бобы из мешка ровно столько, сколько ухватит ладонь, и без счета ссыпаю рядом с кроватью. Бобы хранят мои сны и встречают со мною рассвет. Утром, при пробуждении, я отделяю белые зерна от красных, затем пересчитываю их по отдельности, и складываю полученные числа. Если разум не в силах сосчитать вещи, и сложить их число, и понять их конечность, то разум безумен. В тот день, когда фасоль у кровати не будет иметь счета, в тот день он обезумеет. Пожалуй, мои бобы есть самый простой способ засечь этот миг и увидеть начало своего сумасшествия.»
У меня лежит мешочек с бобами. Всего несколько горстей красной и белой фасоли без счета и вперемешку; когда мешок встряхиваешь, они складываются в узоры, встречаемые в калейдоскопах и гадальных тарелках. Фасолины ложатся друг к другу в произвольном порядке, обещающем закономерность. Каждый вечер перед сном я зачерпываю бобы из мешка ровно столько, сколько ухватит ладонь, и без счета ссыпаю рядом с кроватью. Бобы хранят мои сны и встречают со мною рассвет. Утром, при пробуждении, я отделяю белые зерна от красных, затем пересчитываю их по отдельности, и складываю полученные числа. Если разум не в силах сосчитать вещи, и сложить их число, и понять их конечность, то разум безумен. В тот день, когда фасоль у кровати не будет иметь счета, в тот день он обезумеет. Пожалуй, мои бобы есть самый простой способ засечь этот миг и увидеть начало своего сумасшествия.»
Для перебирания и пересчитывания у меня - шестеренки.
Спасибо, что открыли для меня этот дневник.
Буду честным - мне нравится, что в вашем дневнике так много шестерёнок и так мало слов. Слова лживые, как лисы, я устал их читать. Я с удовольствием читаю Борхеса и Линн, поскольку они думают над тем, что мне сказать, а не пишут первое пришедшее в голову.
И, кажется, мир решил, что ему лучше вернуться к истокам и не читать. Сейчас порталы жалуются на дефицит читателей. Решение мира таково, иначе я не могу пояснить, почему множество людей не в силах прочесть даже этикетку от горчицы.
Ну а если серьезно - читать настоящее - это труд души, а трудиться лениво.